...Хочется поделиться мыслями, рассказать о былом...
Меню сайта
Содержание:

Из своей жизни



6. Студенческие годы.
С тяжёлой душой стал собираться в дальний путь. Совсем не так представлялось мне когда-то начало моего самостоятельного пути.
Но тут неожиданно нашёл поддержку со стороны мамы. Когда-то, ещё в ранней молодости, она несколько лет жила в городе Иваново. Работала у состоятельных хозяев в прислугах. Она рассказала мне, как сама тогда боялась ехать в большой, незнакомый город. С присущим для неё юмором поведала мне, как она, семнадцатилетняя деревенская девчонка, одна пустилась в такое «страшное» путешествие. Как боялась всего: больших домов, скопления разных незнакомых людей, трамваев и автомобилей. И особенно ей в ту пору трудно было передвигаться по городу, находить нужный адрес. Ведь в деревне везде и всюду ходили пешком, а тут трамваи, извозчики.
Словом, своими рассказами успокоила меня, вселила уверенность в свои силы.
Более того, решила выехать вместе со мной и помочь устроиться с жильём у знакомой хозяйки, с помощью которой когда-то начинала свою городскую жизнь.
А заодно, побывать в местах своей юности, где не была уже почти тридцать лет.
Добрались. Устроились. У мамы масса впечатлений, воспоминаний. Она даже помолодела. Моя будущая квартирная хозяйка Домна Акимовна, шустрая, бойкая на язык старушенция, тоже в молодости начинала работать прислугой ещё в то, царское время. Тоже из наших краёв. Она и маме тогда помогала устроиться в городе. Так что воспоминаний при встрече у них хватило на целый день.
Ну, а я, пока мои старушки вспоминали свою молодость, отправился в институт. Там узнал, что учёбу свою в высшей школе нам, новобранцам, предстоит начать с колхозных полей. Была в то время такая повинность: помогать колхозникам в их ратных делах на полях битвы за урожай.
Мама уехала. Я остался. Начиналась моя новая, неизвестная мне пока, студенческая жизнь.
Для начала нашей студенческой жизни мы всей, только что созданной, учебной группой отправились в колхоз на уборку урожая. Это помогло нам познакомиться, неплохо узнать друг друга.
Потом и на последующих курсах нам, студентам, приходилось выезжать перед началом занятий в колхозы области, чтобы принять участие в сельскохозяйственных работах. У каждого из нас сложилось вполне определённое мнение о бессмысленности этих выездов. Колхозники вполне могли управиться с уборочными работами и без нас, если бы, конечно, хотели работать.
Ну, так или иначе, занятия всё же начались. Первые лекции, первые семинары и лабораторные занятия. Новый, значительно отличающийся от школьного, образ студенческой жизни. Всё по началу было интересно, увлекательно. Более всего привлекала относительная свобода. Не было той закрепощающей школьной дисциплинарной регламентации, к которой мы все привыкли в школе.
Меня, вышедшего из глухой провинции, несомненно больше всего увлекали открывшиеся передо мной возможности познания мира.
Привлекало всё: театр, музеи, выставки, кинотеатры, библиотеки. Даже просто бродить по улицам, видеть воочию исторические места, о которых знал до этого только по книгам.
Занятия в аудиториях и лабораториях меня не очень увлекали. Наверное, лишь врождённое чувство дисциплинированности заставляло меня ходить на лекции и не пропускать занятий, определённых расписанием.
Все те науки, которые предстояло изучить, казались мне скучными, неинтересными. Даже любимая мною в школе физика в институтском изложении оказалась какой-то непонятной, даже занудной. То же самое произошло и с математикой.
Все предметы поражали своей оторванностью от реального мира, излишним академизмом, какой-то заумностью. Ничего нельзя было зримо представить, или, как я для себя говорил, «пощупать».
Несколько оживляли эту нудную обстановку лабораторные занятия. В кабинетах химии, физики, лабораториях электротехники, среди приборов и различных приспособлений как-то живее ощущалось всё то, о чём толковали учёные мужи на своих лекциях.
Это ощущение долго держалось в моём сознании и здорово мешало мне стать настоящим студентом технического вуза.
Первая же экзаменационная сессия немного отрезвила меня. Нужно было сдавать все экзамены с оценкой не ниже, чем «хорошо». Иначе стипендия не предоставлялась. А без стипендии у меня просто не было возможности учиться. И хоть деньги от стипендии были совсем небольшими, но всё же при очень аскетическом образе жизни можно было как-то существовать.
Потом мы научились добывать разными способами дополнительные средства, и это давало возможность несколько приукрасить свою жизнь.
Можно было ходить на плодоовощные базы и там или разгружать поступающие грузы, или внутри складов сортировать и перебирать хранящиеся там овощи. Оплата была повременная, но главное, и что привлекало, деньги выдавали сразу же. Как говорится, «деньги на бочку».
Ходили так же в зимнее время расчищать от снега железнодорожные пути, там же вступали в бригады «шабашников», стихийные группы по разгрузке вагонов.
Обычно мы, студенты, на эти приработки выходили в ночное время, чтобы не пропускать занятий в институте.
Очень сильна была студенческая солидарность. Широко практиковалась групповая порука. Заработанные группой деньги отдавались по очереди тем ребятам, которые не получали стипендии. Таким образом многие студенты смогли пережить свои временные неудачи и остаться «на плаву».
Не миновала чаша сия и меня. За время учёбы в институте мне дважды пришлось терпеть бедственное положение из-за лишения стипендии. Конечно, не оставляли меня в беде и мои родственники. И отец, и брат Юрий помогали мне. Без их помощи я вряд ли смог бы продержаться и дойти до окончания института. Мой низкий поклон им за это. До сих пор храню в себе чувство самой глубочайшей благодарности своим родственникам за ту поддержку, которую оказывали они мне в мои студенческие годы.
Вот так проходила моя студенческая жизнь. Несмотря на материальные трудности, молодость брала своё.
Большой город предоставлял огромные возможности в постижении мира. То, чего так не доставало в нашей деревенской жизни, тут было в изобилии.
Свободное от занятий время я старался как можно плотнее использовать для пополнения всего того, чего был лишён в свои школьные годы.
Сразу же меня привлекла возможность приблизиться к небу. В городе был и успешно работал аэроклуб. В институте на информационном стенде однажды появилось объявление о наборе в парашютную секцию аэроклуба. На другой же день я был там и, конечно, записался. Несколько зимних месяцев, не пропуская ни одного занятия, ходил туда и с удовольствием занимался. Весной совершил свой первый прыжок с парашютом.
Но этого мне казалось мало. Решил продолжить занятия в аэроклубе, но уже в секции пилотов. Эти занятия должны были начаться с сентября, а пока продолжил заниматься парашютом.
Нужно заметить, что из нашего института я был в этой секции не один. Вскоре мы, студенты ИЭИ, создали свою институтскую парашютную команду, и даже неплохо выступили на городских соревнованиях по парашютному спорту.
К сожалению, начавшиеся нелады со здоровьем (резко повысилось артериальное давление) не позволили мне продолжить занятия в аэроклубе. Сперва при медицинском допуске к очередным прыжкам, а такие медпроверки проводились всякий раз перед прыжками, медсестра не подписала мне карточку допуска. Я не очень расстроился, посчитал это временным явлением, как раз шла экзаменационная сессия и подобные отклонения от нормы в здоровье были не удивительны из-за нервных перегрузок. Но когда это повторилось и в следующий, и в последующий раз, то пришлось призадуматься.
Занятия в аэроклубе пришлось прекратить. Но проблема со здоровьем осталась.
Конечно, аэроклуб тут не причём. Просто моя излишне эмоциональная натура отреагировала на проблемы со стипендией, точнее на сложности с правом получения её, и, на связанную с этим, излишнюю нервозность перед каждым экзаменом.
Кроме аэроклуба было ещё одно увлечение на первых курсах. Это занятия в кружке по изучению искусственного универсального языка эсперанто. Только что в Москве торжественно прошёл всемирный молодёжный фестиваль. По сути впервые перед советскими людьми был приоткрыт, так называемый, «железный занавес». Особенно это было интересно для молодёжи. Захотелось общаться с молодёжью «оттуда». Но не хватало знания языков. Эсперанто как ни какой другой язык подходил для этой цели.
Меня очень захватило это увлечение. Три раза в неделю, по вечерам, я бегал в Дом Учителя, где проходили занятия по изучению этого языка. Собралась интересная компания, в основном из числа студентов городских вузов. Было захватывающе интересно. Мы завели переписку с такими же кружками в других городах и даже с заграничными: в Болгарии, Венгрии, Испании. Получали оттуда журналы, открытки, даже целые книги. Разумеется, на эсперанто.
Мне в этом кружке было интереснее, чем в своей институтской среде.
Но вскоре эти занятия пришлось прекратить. Уж очень они отвлекали от основных дел по институту. Надо было всё-таки всерьёз готовиться к сессии и сдавать все экзамены так, чтобы не остаться без стипендии.
Пошатнулось здоровье. До сих пор не могу с полной уверенностью сказать, что явилось причиной столь резкого ухудшения самочувствия. Сильно болела голова, общая слабость, апатия, какое-то равнодушие ко всему вдруг навалилось на меня. Врачи, к которым я обращался со своими недугами, посоветовали мне поменять «образ жизни». Нечего сказать, хороший был совет! Чтобы поменять этот самый «образ», нужно было, как минимум, бросить учёбу в институте.
На помощь пришёл староста нашей группы Серёжа Серебряков, вечная ему память… Жаль, что умер он так рано. Хороший был человек. Так вот он рассказал о моих бедах своему отцу, профессору мединститута, крупному специалисту по детским болезням. Кроме всего он был хорошо знаком с ректором нашего института.
Так или иначе помог он мне взять, так называемый «академический отпуск», иными словами сделать перерыв в учёбе.
Отстал я от своей группы. И с сентября 1958 года пришлось снова начинать занятия на втором курсе, но уже в другой студенческой группе. Нелегко было вживаться в новый коллектив, привыкать к другим ребятам.
Но вскоре всё встало на свои места. К счастью ребята в группе оказались очень порядочные, и приняли они меня в свой коллектив быстро и без какой либо настороженности. И почему-то назвали меня по-дружески «сибиряком». Так и стал я до конца учёбы Володей-сибиряком.
Уж и не знаю, что стало поводом для такого прозвища. Может быть внешние данные: был я невысок, коренаст, крепок. Молчалив, не разговорчив, обстоятелен в своих рассуждениях, надёжный в дружбе. Хорошо стоял на лыжах. А в начале учебного года, когда я только что вошёл в коллектив, были мы в колхозе на «картошке». И случилось так, что возвращались мы с поля после работы и, решив сократить путь, наш «старшой» повёл нас через лес и потерял ориентировку. Заблудились. Уже стемнело, и непривычные к лесу городские ребята совсем растерялись. Для меня не составило труда направить всех в нужном направлении. Уж что-что, а к лесной обстановке я с детства был привычен. Вот тогда кто-то впервые и назвал меня «сибиряком».
Были и другие увлечения. Нужно отметить, что город Иваново, бывший Иваново-Вознесенск, имел славное историческое прошлое. Ещё из школьных уроков по истории мне были известны некоторые исторические подробности. Ну, например, всем известный факт, что первые Советы, как прообраз народной власти, появились впервые в этом городе, здесь же начиналось такое революционное рабочее движение как первомайские сходки-митинги, «маёвки». Было очень интересно побывать во всех этих местах. Теперь здесь загородный парк имени Степанова, любимое место отдыха горожан, особенно студенческой молодёжи. Парк этот находится за городом, по берегу небольшой и чистой в то время речки Талка. Об этом знал ещё из школьных учебников по истории. А тут воочию видел эти места, бродил по тем же кустам и лесу, где совсем недавно, каких-то пятьдесят лет назад собирались на свои сходки-маёвки революционные рабочие. Сама история смотрела на меня. И это возбуждало во мне неподдельный интерес.
Возникло у меня ещё одно увлечение: посещение Публичной библиотеки. В городе в то время работала, как я потом понял, совсем неплохая библиотека для публичного посещения населения города. Уже не помню, каким образом открыл я для себя существование этой библиотеки. Произошло это, когда занимался я уже на третьем курсе. Потребовался мне какой-то материал по подготовке к очередному семинару по диалектическому материализму. Был в ту пору такой предмет по замусориванию наших мозгов. В институтской библиотеке этой книги не оказалось. И библиотекарша посоветовала мне сходить в эту самую Публичную библиотеку, рассказала как её найти.
С этого всё и началось. Особенно мне понравился имеющийся в библиотеке систематический каталог. Современному человеку, вероятно, трудно понять мой восторг, возникший у меня от работы с этим каталогом. Сегодня, в век компьютеризации, вряд ли удивит кого возможность достаточно быстро подобрать названия книг по какой-либо теме, заказать её к выдаче в читальный зал и потом, сидя в просторном, светлом, очень уютном зале, не торопясь и без помех изучить всё то, что тебя заинтересовало.
А интересовало меня тогда очень многое. И темы эти, как правило, были очень далеки от того, что приходилось изучать в институте. Например, меня очень увлекло всё, что было связано с Тунгусским метеоритом. Или, только что появившееся в кинотеатрах стерео- и полифоническое широкоэкранное кино. Подобных тем возникало много и мне нравилось то, что в этой библиотеке я мог найти ответы на все вопросы, которые у меня возникали.
Сегодня трудно вспомнить все темы, которые я пытался понять, изучить, пользуясь Публичной библиотекой. Их было, вероятно, достаточно, поэтому в библиотеке я проводил всё своё свободное время. Это отвлекало меня от всяких соблазнов, какими обычно увлекается молодёжь: посещение всякого рода молодёжных тусовок, ресторанов, весёлых компаний, возни с девицами, и тому подобные дела.
Конечно, молодость накладывала свой отпечаток на образ жизни. Не мог я отстраниться и от таких увлечений молодости, как знакомство с девушками. Но эти знакомства носили больше романтический характер и не имели ничего общего с теми делами, которыми увлекается современная студенческая молодёжь.
Вероятно покажется странным, что в этом разделе я почти ничего не пишу об учёбе, о занятиях по изучаемым предметам.
Всё дело в том, что обладая такой чертой характера, как обязательность, я старался не пропускать лекций, семинаров, лабораторных занятий. Старательно конспектировал скучные и неинтересные для себя лекции, готовил курсовые работы, вовремя их сдавал, но делал всё это без энтузиазма, больше по обязанности, чем по необходимости.
Так продолжалось довольно долго. И только на старших курсах, когда пошли предметы по будущей специальности, которые были не так загружены теорией, а были посвящены изучению производственных процессов и оборудования, во мне проснулся интерес к инженерной работе. Во многом также способствовали этому и производственные практики, которые проходили на настоящих электростанциях и позволяли увидеть наши будущие рабочие места так сказать « в натуре». Всего было три настоящих производственных практики: после третьего курса – на ТЭЦ в г. Балахна, это в Горьковской области, затем вторая, по окончанию четвёртого курса – на Сталиногорской ГРЭС, теперь это город Новомосковск в Тульской области. И последняя, преддипломная, на Игумновской ТЭЦ в г.Дзержинске, недалеко от г.Горького.
Каждая из этих практик оставила неизгладимый след в моём сознании и сделала для формирования во мне инженера гораздо больше, чем годы теоретического обучения.
Самая первая была посвящена изучению котельного цеха электростанции. Каждого из нас приставили стажёрами к настоящим машинистам котлов, попросту говоря к «кочегарам», как это нам вначале показалось. На самом деле машинист котла ничего общего не имел с той замызганной, чумазой личностью, которая представлялась нам в образе кочегара. Это, как правило, были высококвалифицированные специалисты со средним, а то и с высшим образованием и значительным опытом работы на электростанции.
Так что тот скептицизм, который было вселился в нас после того, как нам объявили, что мы будем стажироваться по специальности «машинист котла», исчез сразу же, как только мы оказались на рабочем месте «кочегара».
Тот месяц, который я провёл в котельном цехе, не пропал даром. Увидев в первый раз настоящий паровой котёл, я был поражён и восхищён этим величественным инженерным сооружением. Сразу же захотелось изучить его досконально, постичь все тонкости управления этой умной и грозной махиной высотою с десятиэтажный дом. Облазал весь котёл сверху до низу, изучил все сложнейшие трубные переплетения, усвоил назначение всех задвижек и многочисленных вентилей, вник во все тонкости сложной автоматики управления процессами топливоприготовления и горения. И к завершению срока, отведённому нам на стажировку, стал понимать, что вот оно - настоящее место приобретения истинных инженерных знаний.
Наверное, во время этой самой первой производственной практики во мне проснулся интерес к своей будущей специальности инженера-энергетика.
И потом, сдавая зачёты по итогам практики, я всегда получал отличные оценки. И по машинному цеху, и по главному щиту управления, и по организации ремонтных работ. Это было отмечено руководителями практики. И на преддипломную практику на Игумновскую ТЭЦ меня назначили уже старостой группы в 20 человек, студентов из разных групп нашего электроэнергетического факультета. Не скажу, что это меня обрадовало тогда, ибо весьма существенно ограничивало мою свободу, накладывало определённые обязательства по дисциплине и по поведению.
Вот и пришло время готовить дипломный проект. Мы побывали на преддипломной практике, уже имея на руках тему будущего проекта. Мне было дано задание сдепать проект электростанции типа ТЭЦ на четыре блока с турбогенераторами по 25 мегаватт каждый и дать разработку по увеличению мощности машин до 30 мегаватт за счёт использования водородного охлаждения генераторов.
Тема меня увлекла. С самого начала работы над проектом я отказался от использования уже имющихся аналогичных проектов, то-есть просто переписать старый, внеся в него данные своего задания. Решил пройти весь путь проектирования самостоятельно.
Здесь надо рассказать об одном крайне важном жизненном событии, которое произошло в феврале 1961 года, когда мы были на преддипломной практике.
Я уже упоминал, что был назначен старостой группы на время практики. И вот на моё имя пришла из института телеграмма, в которой нам, мужской части группы ( было пофамильно указано), было приказано срочно прибыть в отдел кадров института «для решения кадровых вопросов». Мы были в полном недоумении, что же это за срочность такая ? Но всё же выехали и в назначенный срок явились в отдел кадров. Но там нас всех отправили на спецкафедру, (так у нас в институте называлась военная кафедра).
Там нас уже ждали : сам начальник кафедры генерал Милов, несколько офицеров из числа преподавателей и ещё несколько совсем незнакомых офицеров во главе с пожилым полковником. Как потом оказалось, это были представители Управления кадров Министерства Обороны.
Вот они и начали с нами агитбеседу на тему того, не желаем ли мы по завершению учёбы идти работать в распоряжении Минобороны. Разумеется, по специальности. Но в качестве офицеров, со всеми вытекающими из этого «прелестями» офицерской жизни.
Мы дружно ответили отказом. Из прошлогоднего выпуска уже несколько наших парней попали в эту компанию, так что нам в общих чертах было понятно, что за этим предложением скрывается.
На все наши возражения был один ответ : всё равно никуда вы не денетесь, если не хотите добровольно, то попадёте в армейские ряды по призыву на действительную службу, оттопаете в солдатских сапогах пару лет, а потом всё равно наденете офицерскую форму и пойдёте туда, куда прикажут. Вот так. Так что не теряйте зря время и не усложняйте себе жизнь солдатской службой.
Это нас не убедило. Нам дали сутки на размышление. На другой день, когда мы опять пришли на спецкафедру, нас сразу же отправили в институтский медпункт, где была произведена видимость медкомиссии. После чего отправили назад к месту проведения практики.
Мы хорошо понимали, что нам всё равно не отвертеться. И придётся по окончанию института с получением диплома получать и лейтенантские погоны.
Некоторые горячие головы предлагали не защищаться в этом году, перенести защиту диплома на следующий год в надежде на то, что через год всё само по себе «рассосётся».
Этот вариант после зрелого размышления был отвергнут, ибо без получения диплома открывался прямой путь к солдатской службе, и тогда была вполне реальной та угроза, которую нам высказал седой полковник из той самой кадровой комиссии.
Вот в такой совсем невесёлой обстановке была завершена наша преддипломная практика и начата работа над дипломным проектом.
Вспоминая сейчас то время, когда я начинал работать над дипломным проектом, очень хорошо помню те невесёлые мысли, которые кружились у меня в голове. Перспектива армейской службы рисовалась совершенно безрадостной. И хоть уверяли нас наши вербовщики из военного кадрового Управления, что никакой разницы в нашей будущей инженерной работе не будет, не смотря на то, в какой «рубашке», военной или гражданской, мы будем одеты, всё равно будущее представлялось совсем не радужным.
Но в конце концов благоразумие победило. И даже появилась какая-то злость: а вот докажу, всем чертям на зло, что и мы что-то можем !
Взялся горячо, с большим желанием выйти в лучшие.
Энтузиазму в работе над дипломным проектом прибавляли ещё и те грандиозные события, которые происходили в это время в стране.
Весь мир был потрясён прорывом человека в космос. Апрель месяц, самая напряжённая работа в чертёжном зале над кальками стендовых чертежей к дипломному проекту. А тут такое ликование кругом: наш, советский человек в космосе! Все улицы во всех городах и селениях Советского Союза заполнены ликующим народом! Ну, разве тут усидишь за чертёжной доской! Решение было самое неожиданное: бросил все дела и рванул домой в Андреево, чтобы разделить эту нашу общую радость со своими родными и близкими.
Несколько дней были проведены в этакой эйфории. В основном торчали у телевизора. В ту пору экраны телевизоров были миниатюрными, не более почтовой открытки. Изображение, разумеется, чёрно-белое, просматривали через большую водяную линзу. И всё равно то, что удавалось увидеть на этом дрожащем и плывущем экране, поражало.
Но надо было возвращаться к своим чертежам. Возвратился в Иваново через неделю, сразу же засел в чертёжном зале. Работалось на удивление легко и весело. Распирало дух от гордости за наши достижения. Думалось, уж если мы смогли шагнуть в космос, то стоит посвятить свою жизнь дальнейшему продвижению в этом направлении. Ведь наши военные вербовщики-агитаторы вероятно не зря обещали нам интересную и захватывающую работу, а мы тогда не понимали их. А они, видно, вот это как раз имели ввиду!
Так думалось тогда, и это здорово помогало в работе над «дипломом».
К середине мая проект был готов. Отнёс его на рецензию руководителю проекта Разумову А.В., декану нашего электроэнергетического факультета. Замечаний не было, на собеседовании на все вопросы рецензента ответил без затруднений: вот что значит самому делать проект!
До дня защиты проекта было недели три. Чтобы не гонять впустую время, вызвался помогать ребятам из своей группы. Выяснилось, что безнадёжно отстал с пректом Саша Милонов. Подключился к нему, и практически с нуля сделал ему всю расчётную часть и кальки чертежей.
И вот настал этот день, 22 июня 1961 года. С утра было приподнятое настроение: ещё бы, через несколько часов я могу смело назвать себя инженером!
Ко мне пришёл сосед Борис Востоков, тоже студент нашего института, только курсом младше. Вызвался помочь мне с оформлением стенда с чертежами, и заодно «поболеть» за меня во время защиты.
Вдвоём с Борисом мы быстро управились со стендом: минут за двадцать «накнопили» все одиннадцать листов ватмана с чертежами. И стали ждать вызова в зал заседания аттестационной комиссии.
Мучительные эти полчаса!
Наконец, вызвали! Затащили стенд. Мне предоставили слово для доклада пояснительной записки. Потом несколько вопросов по расчётам и по чертежам. На все эти вопросы ответил без запинки. Даже сам удивился: откуда только всё взялось!
Через минут двадцать меня отпустили. В коридоре Боря, поздравляя меня, выразил своё восхищение, как он выразился, блестящей защитой. А я чувствовал не удовлетворение, а какое-то опустошение. Никакой особой радости. И даже, когда через пару часов объявили отличную оценку моему проекту, никакого священного трепета в себе не ощутил.
Вышел на улицу и не знал, куда себя деть.
Потащился к Саше Милонову, своему подшефному. Он как раз готовился идти со своим проектом на рецензию и страшно трусил.
Пришли из своих институтов его родители. Оба, и мать и отец - преподаватели вузов, отец профессор математики. Очень тепло поздравили меня, усадили обедать. Отец разлил по бокалам вино, но Сашке не налил. Вот, говорит, когда инженером станешь, тогда и налью. А сейчас мы молодого инженера поздравим и пожелаем ему доброго пути в большую жизнь.
Стало немного теплее на душе, но не надолго. Мучила мысль о неопределённости своего дальнейшего пути.
Если напомнить историю, то следует отметить то обстоятельство, что у Н.С.Хрущёва, тогдашнего руководителя страной, была маниакальная идея реорганизовать армию. В связи с этим он разогнал наиболее боеспособную часть армии, флота и особенно авиации. Тогда, в начале пятидесятых годов появился новый род войск – ракетные войска. Хрущёв возлагал большие надежды на эти войска. Он полагал, что старый, послевоенный личный состав не соответствует по своему уровню знаний этому новому виду оружия. Требуются люди с инженерной подготовкой, особенно среди офицерского состава. Из армии были уволено по сокращению огромное количество личного состава. Это были в основном вчерашние фронтовики, обладающие бесценным боевым опытом, но, к сожалению, малограмотные и неспособные в кратчайшее время овладеть этим новым оружием.
Так считал Хрущёв, и его поддерживали в этом многие военачальники.
В результате этого радикального курса на разоружение армия, флот, авиация понесли огромные потери в личном составе и в материальной части.
Вот в эту «молотилку» и попали мы, часть выпускников ВУЗов конца пятидесятых и начала шестидесятых годов. Армия требовала пополнения и пополнения грамотного, с инженерной подготовкой. А то, что это пополнение абсолютно не подготовлено к армейской действительности, видимо в расчёт не принималось.
То, что нас, студентов, кое-как приобщали к военному делу на занятиях на спецкафедре, всерьёз не стоило принимать.
Нас, так сказать, за уши притащенных в армейские ряды, иститутские острословы тут же окрестили «жориками», своеобразная аббревиатура от «Жертв Очередного Разоружения».
Мы не обижались, ибо чётко представляли, какие мы есть офицеры: из звания «солдат необученный» в один момент приказом Министра Обороны превратившиеся в офицеров со званием «инженер-лейтенант».
К моменту защиты дипломного проекта нас, группу отобранных той злосчастной комиссией в феврале месяце, уже неоднократно вызывали в райвоенкомат, где зачитали приказ Министра Обороны о призыве нас в кадры Советской Армии и присвоении нам внеочередного звания «инженер-лейтенант».
Так, мы, ещё не будучи инжнерами, стали инженер-лейтенантами.
Там же, в райвоенкомате, нам выдали новенькое обмундирование с лейтенантскими погонами и устроили «строевой смотр». Бравый старшина, по всей видимости недавний фронтовик, который этот смотр проводил, чуть с ума не сошёл, когда увидел этот наш строй.
Картина действительно была уморительная. Не имея ни малейшего понятия о том, как правильно экипироваться, каждый из нас оделся так, как посчитал для себя правильным.
Вот и получилось, что портупея у кого-то была надета через левое плечо, а у кого-то подворотнички на вороте гимнастёрки на целых два пальца были подшиты выше положенного, а звёздочки на погонах были приколоты не поперёк погона, как положено, а вдоль.
Всего не перечесть. В результате шокированный старшина-фронтовик весь наш строй разогнал, дал сутки на иправление ошибок и приказал явиться на следующий день на повторное построение.
Вот так начиналась наша армейская служба.
Было отчего задуматься после получения диплома. Будущая жизнь страшила, не обещала ничего хорошего. С той подготовкой, которая у нас к тому времени была, окунаться в армейскую действительность было просто страшно.
…Я, как и многие из нашей «армейской» группы, на выпускном вечере не был. Было обидно за то вероломное вмешательство в нашу судьбу, которое свершилось с нами перед выпуском.
Через несколько дней после выпускного вечера пришёл в институт, зашёл в Отдел кадров, где какая-то накрашенная девица, работница этого отдела, выкинула мне через стойку, за которой она сидела, «корочки» диплома, коробочку со значком, велела расписаться в амбарной книге «в получении» всего этого, надменно отвернулась опять к своим бумагам и начисто забыла обо мне.
Не так представлялся мне «выход в большую жизнь». Но, что было – то было, из песни, как говорится, слова не выкинешь.
...Домой, в Андреево, новоиспечённый инженер-лейтенант Шибаев В.П. ехал, используя полученные в военкомате проездные документы, уже не в общем вагоне, как раньше, по-студенчески, а в плацкартном: как ни как – офицер !
Из этого, практически пустого, вагона я через полчаса сбежал в тот, общий, вагон, где ехали наши ребята-земляки. Там привычнее и веселее…
Дома меня ждали. К тому времени у меня уже была семья. Надо было решать, как жить дальше: ехать в армейскую жуть пока одному или же всей семьёй.
И в конце концов решение, по настоянию родителей, было принято: маленькую дочку Ирочку временно оставляем пока у бабушки, а сами едем вдвоём с молодой женой устраиваться в новой жизни.
Но это уже другой жизненный этап, очень непростой и не такой беззаботный, как первый.
И об этом возможно в дальнейшем постараюсь тоже написать.
Это будет совсем другая история…
(01.04.2007) | Автор: Владимир

Из своей жизни

Судогодский край

Православная вера