...Хочется поделиться мыслями, рассказать о былом...
Меню сайта
Содержание:

Православная вера и родной край



01. Знакомство с верой
Холодный зимний вечер. Набегавшись по свежему снегу с санками и лыжами, забираюсь на тёплую печку, чтобы как следует согреться. Бабка Александра хлопочет в чулане, готовит ужин. Тихим, ласковым голосом зовёт к столу. Слезать с печи не хочется. Глаза слипаются в сладкой истоме. Но бабушка всё-таки стаскивает меня с тёплой лежанки и заставляет выпить молока с чёрным хлебом. Торопит, у неё свои дела и заботы.
И вот, отужинав, забираюсь в свою постель на большом сундуке, который стоит у стены справа от входной двери. Немного холодно, но сладкая дрёма постепенно забирает меня в свои объятия.
Сквозь сон слышу, как бабка заканчивает свои вечерние хлопоты у печки в чулане.Теперь наступает её время. Я уже знаю, что бабушка каждый вечер после того, как освободится от домашних дел, уединяется в переднем углу избы, где на тёмной божнице стоят иконы, горит лампадка, и её колеблющийся свет освещает суровые лики святых, с которыми у бабушки свой долгий разговор.
Засыпая, слышу страстный бабкин шёпот: « Пресвятая Троице, помилуй нас; Господи, очисти грехи наши; Владыке, прости беззакония наши; Святый, посети и исцели немощи наши, имене Твоего ради ! Матушка, заступница! Помоги сынкам там, на поле брани ! Отведи от них злую силу ! Дай им сил и уменья в борьбе с лихоимцами ! Заступись перед Господом нашим за их ратное дело ! Не дай погибнуть от рук злодейских, верни их домой живыми и здоровыми !»…
Она ещё долго будет молиться, стоя на коленях перед иконами. Мне пятилетнему пацанёнку не всё понятно в её просьбах. Но они так страстны, так жалостливы, так убедительны, что я на самом деле верю, что с отцом моим, там на этой страшной войне, ничего плохого не случится.
Иногда днём я подходил вплотную к божнице, на которой стояли иконы, внимательно всматривался в то, что на них было изображено, и мне воистину казалось, что эти бородатые дядечки обязательно спасут моего папу. Особенно мне нравилась икона, на которой была нарисована печальная тётя с младенцем, который так ласково прижимался к ней. Это, конечно, была его мама…Уже гораздо позже я узнал, что образ, который так привлекал меня в детстве, это был образ Владимирской Божьей Матери.
Большим праздником для меня тогда, в том далёком детстве, было, когда, готовясь к большому празднику – Пасхе, бабушка, а потом, после её ухода из жизни, крёстная, снимали с божницы все иконы, чтобы помыть, почистить их.
Иконы раскладывались на большом столе, тщательно осматривались, протирались сперва луковицей, потом тряпочкой, смоченной постным маслом. После этих процедур суровые лики святых светлели, становились как бы добрее, более понятными, домашними.
Бабушка брала каждый образ в руки бережно, любовно; разговаривала с ним, как с живым человеком, повторяя все те же просьбы, которые высказывала в своих вечерних молитвах.
Одновременно бабка рассказывала мне, что за образ изображён на той или иной иконе. И всё это так доходчиво, понятно, с большим уважением и почтением к образам.
Она никогда не принуждала меня следовать тем или иным ритуалам веры: молиться, заучивать молитвы, ходить вместе с нею в неблизкую церковь. Но вот то её истовое, почтительное отношение ко всему этому не могло не вызывать в моём детском, совсем неокрепшем сознании трепетно-уважительного отношения ко всему тому, что было связано с религией, с православной верой.
Хотя было одно обстоятельство, которое вызывало в моей детской душонке не то, чтобы протест, но некоторое недоразумение.
Иногда в нашу глухую деревеньку заезжала кинопередвижка. Это было весьма заметным событием для всего населения деревни и особенно для нашей босоногой мальчишеской братии. О том, что « Кино приехало !!» громогласно извещал на всю деревню первый, кому посчастливилось увидеть медленно бредущую по крутому въезду старую лошадь, с превеликим трудом тянущую в гору телегу с киношным имуществом. Вся орущая и весело гомонящая мальчишеская ватага сбегалась ей на встречу и сопровождала до самого конца её пути под старыми развесистыми липами в центре деревенской улицы. Прибегал туда и я, четырёхлетний босоногий пацанёнок.
Всё мне было интересно и доселе неведомо. И то, как между двумя липами натягивалось большое белое полотно, и то, как в стороне от него на крепкой деревянной треноге воздвигалось какое-то непонятное сооружение, и то, как чуть дальше устанавливалась какая-то машинка, похожая на веялку, и то, как стопкой выкладывались большие круглые банки. Консервы, что ли ?
Всем эти действом ведал хромоногий пожилой дядечка, который весело балагурил с набежавшей публикой, а на нетерпеливые вопросы деревенских барышень о том, что за «фильма» будет, отвечал уклончиво: « Приходите, когда стемнеет, тогда и увидите !

Взбудораженный всем этим увиденным и услышанным, прибежал домой к бабке. Взахлёб стал ей рассказывать о всём, что увидел под старыми липами. С нетерпением стал ждать, когда стемнеет, чтобы бежать туда, назад под липы, чтобы увидеть, а что же это такое – кино? Ведь я ещё не то, чтобы видеть кино, даже не представлял себе, что это такое.
Но моё нетерпеливое ожидание вдруг самым неожиданным образом было решительно пресечено бабушкой. С негодованием она стала объяснять мне, неразумному, что всё это - бесовские проделки, богу неугодные, греховные, что смотреть на сатанинские пляски – грех, и близко подходить даже нельзя, а то боженька обидится и накажет. И что все просьбы и молитвы, с которыми она к нему обращается в своих молитвах, будут напрасными. И никто тогда не защитит моего отца на той жестокой войне…
Всё это страшным ударом обрушилось на моё неокрепшее сознание. Разве могу я допустить беду для своего отца? Но так хотелось посмотреть, что же там будет, под старыми липами, когда стемнеет? Но как ослушаться бабушки ? Разве можно прогневить боженьку ?
А может всё-таки украдкой сбегать туда ? Если боженьке это не нравится, то как же он допускает всё это и не наказывает того хромоногого дядечку, который соблазняет всех нас своими бесовскими затеями ?
Вот такие противоречивые мысли боролись в моей голове. Наверное впервые мне пришлось столкнуться тогда с соблазном. Впервые закралась в мою головёнку крамольная мысль: а так ли уж во всём прав боженька ?
… Вечером, тайком забравшись на забор, смотрел я в ту сторону деревни, где под старыми липами гомонил, а потом затих деревенский люд. И только лёгкое стрекотанье, да неясные тени, мелькавшие по белевшему в темноте полотну было доступно моему взбудораженному воображению…

Но это было, пожалуй, единственным проявлением ограничения со стороны бабушки моей детской свободы в приобщении к православной вере. Всё остальное постигалось в результате естественного любопытства и наблюдательности. Крепко оседали в голове рассказы бабки и крёстной на все темы, что касались религии, церкви.
Конечно, я вырос в то время, когда вера, религия были в опале. В наше юное сознание накрепко вбивались атеистические идеи. Лозунг: «Религия – опиум для народа !», господствовал повсюду. Всё это не могло не повлиять на моё мировоззрение в процессе взросления, становления на ноги.
И всё-таки те детские познания, первые прикосновения к вере, которыми снабдили меня бабушка, крёстная, да и мама тоже, не могли не оставить своего заметного следа в моей душе. Спасибо им !
Особо привлекали меня тогда, в далёком детстве, высокие, величественные сооружения, которых в ближайшей округе было немало – это храмы, здания церквей. Самая доступная моему взору была церковь в селе Замаричье. Случалось иногда, что я, долго не видевший маму, сестёр и брата, скучал по ним.
И тогда, выйдя на деревенскую околицу, долго смотрел в ту сторону, откуда обычно появлялась моя мама, когда она приходила в Останково. И там, за леском, на самом горизонте под яркими солнечными лучами светилось на фоне синего-синего неба удивительное явление, похожее на большую белую бутылку с тёмной пробкой на самом верху – то была колокольня Замарьической церкви. Село это стояло на небольшом взгорье в пяти километрах от нашей деревни.
Когда мы с мамой уходили из Останково в Андреево, то путь наш лежал мимо этого села. Там мы делали первый в двадцатикилометровом пути отдых. По крутому каменному откосу, по булыжной известняковой тропинке поднимались мы к сельскому кладбищу, которое располагалось под самой церковью, и тут в тени развесистых деревьев устраивались на свой короткий отдых.
Здесь на этом кладбище находили своё последнее пристанище многие Останковские жители. Были похоронены и мой дед Иван, и моя любимая бабушка Александра. Здесь же, рядом с ними под большим белым камнем в далёком тридцать шестом году нашла своё упокоение и моя сестрёнка Валя, умершая от скарлатины, когда ей ещё и семи месяцев от роду не было.
В этой церкви венчались мои родители, в ней же они крестили и своих детей, стало быть и меня тоже.
Всё это рассказывала мне мама, пока мы там отдыхали. Отдав почести всем нашим родным и знакомым, продолжали свой путь.
Мне очень хотелось тогда зайти внутрь церкви, посмотреть, а что же там внутри ? Но мама почему-то не разрешала мне сделать это. Церковь уже тогда не действовала, наверное была заперта, но снаружи была ещё не тронутой разрушением.
Много лет спустя, будучи совсем взрослыми, собрались мы посетить с родителями отчий край. Уже не было ни Останкова, ни Замаричья, заросли бурьяном и кустами все прежние деревенские дороги, пересохла и наша речка Марса…
Оставив в лесу машину, поднялись мы на наше такое родное когда-то взгорье, прошлись по искорёженным бульдозерами бывшим деревенским улицам, заглянули на старое, заросшее кладбище, в полуразрушенную, с обвалившимися куполом и стенами церковь…
Было очень горько видеть слёзы на глазах родителей. Да и нам с братом Юрием было не по себе видеть этот развал и разруху.
Я и моё поколении выросли в то время, когда религия, православие, да и все другие вероисповедания были в загоне, в забытьи. Конечно, уже не было той разнузданной антирелигиозной истерии, которая процветала в России, и в нашем краю тоже, в двадцатые и тридцатые годы, когда срывались с звонниц святые колокола, когда арестовывались и затем, как правило, расстреливались служители церкви, когда любое проявление предрасположенности к соблюдению религиозного культа считалось чуть ли не преступлением, когда рушились вековые стены храмов, сжигались иконы, когда устраивались около немногочисленных ещё действующих храмов комсомольские засады с целью выявления «неустойчивых» элементов, посещающих церковь…Разразившаяся в начале сороковых Великая Отечественная война отрезвила кремлёвских умников, им стало понятным огромное влияние святой веры на умы и совесть простых граждан, на укрепление их веры в победу над фашистскими захватчиками…
Были сделаны заметные послабления в том антирелигиозном гнёте, который висел над всей святой Русью перед войной. Прекратились гонения против священников, были разрешены службы в уцелевших храмах, не так настойчиво и жёстко велась атеистическая пропаганда.
Но нам, молодёжи, продолжалось вдалбливание в неокрепшее ещё юное сознание основы коммунистической идеологии, где не было места для религиозных идеалов.
Вот и я был подвержен этой идеологической обработке. Забылись те давние, детские годы, неторопливые, но такие убедительные бабушкины беседы, померкло то священное трепетание, которое вызывало всё то, что было связано с православной верой, с церковью, с религиозными символами…
Юный пионер, потом комсомолец… Всё это воспринималось как игра, было захватывающе интересно, увлекало, звало туда, в то светлое будущее, где нет бедных и обездоленных, все веселы и счастливы. Ну, чем не рай ? Причём, не тот призрачный и далёкий, о котором рассказывала бабушка и проповедовали священники, а вполне реальный и достижимый. Надо только хорошо учиться, трудиться, быть послушным…ну, и так далее.
И только с возрастом, когда приходит то, что принято называть мудростью, когда становится щемяще больно видеть слёзы на глазах у родителей, стоящих на развалинах святого для них храма, когда многое познаётся и по-новому воспринимается, когда не через усилия апологетов веры, а через собственное сердце, через обнажённую душу раскрывается величие всего того, что мы называем православной верой, которую наши предки веками, тысячелетиями берегли и укрепляли и которую так безжалостно, по-варварски пытались уничтожить, стереть с лица земли коммунистические идеологи.
В последние годы у меня сложился свой взгляд на всё то, что принято называть божественным, и на чём зиждятся каноны всех религий и вероисповеданий. Это идеи мои, я не склонен их кому-то навязывать и тем более утверждать как непреложную истину. Они более материалистичны, в какой-то мере более объяснимы с позиций современной науки. Но не отрицают главное: наличие какой-то сверхестественной - с точки зрения землян, материальной силы, способной управлять мирозданием: делами, умами, сознанием всего сущего во Вселенной.

С детства в моём сознании понятия веры, религии воспринимались в первую очередь через иконы и величественность храмов. В моей детской душе всегда вызывали протест разрушительные действия власть имущих, направленные на уничтожение икон, церквей. Возможно, что связано это было не столько с почитанием веры, религии, сколько с бедностью окружающего меня деревенского быта. Однообразие деревянных изб, отсутствие в убранстве крестьянской избы каких-либо украшений, кроме икон, - всё это вызывало в моём детском сознании уважительный трепет при виде белокаменных сооружений церквей и часовенок, при рассмотрении образов, стоящих на самом почётном месте, в переднем углу деревенского жилища.
В мои ранние годы не было другого способа перемещения, как пешим образом. Не такие уж большие расстояния, с точки зрения современного «омашиненного» человека, в пятнадцать-двадцать километров, воспринимались в моём сознании как путешествия чуть ли не на край света. По пути приходилось делать несколько привалов-отдыхов. Делались они, как правило, в сёлах и деревнях, где стояли, ещё не до конца разрушенные в то время, церкви или небольшие часовенки. Церковь видно было издалека, и была она, как маяк, приглашающий к желанному отдыху уставшего пятилетнего мальца.
Вот так, с ожиданием благостного отдыха, и запомнились мне все близлежащие к нашей деревеньке божьи храмы – церкви.

Мои пешие путешествия в то время были вместе с матерью, или с кем-нибудь из более взрослых, из Останкова в Андреево, или наоборот. Было два направления этих путешествий. Первый, более короткий, а поэтому чаще всего применяемый, маршрут проходил по лесным тропкам, через поля и леса через деревни Мамоново, Замаричье, Демухино, Форино, посёлок стеклозавода Красный Куст, затем деревни Баркино, Старое Кубаево и, наконец, наш посёлок Андреево. Если шли из Останкова, то первая остановка с отдыхом была у церкви и на кладбище в селе Замаричье. Я уже упоминал об этом.
Другой путь был более длительный, и шёл он через сёла и деревни с названиями: Гонобилово, Мошок, Мостищи, Новая деревня, Кленки и далее Андреево. Большая часть пути шла по старому, во многом знаменитому тракту – Муромской дороге, по известной Владимировке. Использовался этот путь гораздо реже, и только тогда, когда надо было посетить наших родственников, проживающих в Гонобилове и особенно в Мошке.
В Гонобилове в то время ещё стояла церковь. Была она в большом запущении, использовалась для разных нужных и не очень нужных колхозных хозяйственных нужд, потом была полностью разрушена. Была ещё небольшая часовенка, поставленная в память о событии, которое опишу несколько позже.
В пяти километрах далее, за густым и заболоченным лесом и потом открывающимся большим, широким полем открывался чудесный краевид на большое, торговое село Мошок. И опять же, как предвестница желанного отдыха, на голубом небосводе светилось белокаменное чудо – высокий шпиль колокольни и широкий купол церкви. Но до них надо было преодолеть пару километров по песчаной дорожке по такому огромному (казалось тогда) полю.
И Гонобилово, и особенно село Мошок, заслуживают из-за своей исторической значимости более подробного описания, что я непременно и сделаю несколько позднее.

Не так давно мне посчастливилось побывать на своей малой родине. Более месяца прожил я у своего брата Юрия в Андрееве. Чтобы не прожигать время попусту, занимался сбором разного материала о родном крае. В мои руки попала прекрасная книга, изданная в 2004 году во Владимирской епархии Русской Православной Церкви. Называется она «Судогодское благочиние. История приходов и храмов». Интересна эта книга тем, что в ней описана история всех православных храмов Судогодского района, как действующих, так и разрушенных в лихие революционные годы.
Возьму на себя смелость использовать содержание этой книги для иллюстрации наиболее памятных мест на моей родине. И начну это с села Замаричье, ибо к приходу этого храма принадлежала наша деревенька Останково.

Итак, здесь и далее будут приведены выдержки из упомянутой выше книги.

(10.04.2007) | Автор: Владимир

Из своей жизни

Судогодский край

Православная вера